Я был адъютантом генерала Андерса - Страница 95

В связи со всеми этими фактами и настроениями Сикорский после отъезда профессора Кота в Англию, прислал в Ирак начальника своего штаба генерала Климецкого.

На иракской земле Климецкий быстро столковался с санацией. Впрочем, сам бывший санационный офицер, один из молодых офицеров лагеря легионистов, заместитель начальника высшей военной школы до войны, он быстро сошелся с Токаржевским, Богушем и Вятром, в то же время к Пашкевичу относился с большой сдержанностью. Климецкий не нашел ничего такого, что обосновывало бы необходимость вмешательства в дела армии верховного главнокомандующего.

Вначале, правда, он относился недоверчиво к Андерсу, который теперь открыто говорил, что препятствием всему является Сикорский и что если он уйдет в отставку — все будет хорошо.

Помню, как однажды, в середине апреля, уже после приезда Климецкого, ко мне в комнату зашел Андерс и предложил пойти с ним прогуляться.

Мы вышли, генерал взял меня под руку, и мы начали прохаживаться по плацу перед штабом. Андерс начал разговор с разрыва отношений с Советским Союзом. Как хорошо, мол, что мы ушли из СССР, а то неизвестно, что было бы теперь. А так все получилось хорошо. Англичане тоже такого же мнения и т. д. и т. п. В конце беседы, говоря о Сикорском, прямо заявил, что он всему помеха, что он, безусловно, должен уйти с постов верховного главнокомандующего и премьера. Андерс упорно возвращался к этой мысли: «он должен уйти в отставку, он должен уйти. Да, он должен быть отстранен от всего».

Я удивленно взглянул на генерала и сказал:

— Вы ведь не думаете, господин генерал, что Сикорский захочет уйти и жить в стороне, ни во что не вмешиваясь.

— Нет, он обязан отойти, полностью, полностью, навсегда.

Должен признаться, что я был поражен жестокостью и грубостью, переполнявшими речь генерала, и хотя я знал его хорошо, все же не предполагал, что он зайдет так далеко. Тем более, что, как мне было хорошо известно, Андерс не имеет ни плана, ни политической программы и до сих пор он был заинтересован лишь в получении поста верховного главнокомандующего. Откуда же этот новый, неизвестный дотоле и угрожающий тон?

Возвращаясь к Климецкому, следует заметить, что он не долго косился на Андерса. Как только прошел слух, что генерал Копаньский, тогда командир 3-й дивизии, назначается на должность начальника штаба верховного командования, а он, Климецкий, должен принять командование 3-й дивизией (это предусматривалось в проектах верховного главнокомандующего), он сообразил, что Андерс через несколько месяцев станет его непосредственным командиром и начальником. И тогда он начал заранее проводить примирительную политику в отношении Андерса, чтобы без нужды не вступать с ним в конфликт.

Словом, Климецкий начал играть роль, похожую на ту, специалистом которой перед этим был профессор Кот: он занял в отношении Сикорского двуличную позицию.

А санация тем временем проводила совещания, собрания и заверяла Андерса в своих к нему симпатиях и горячей поддержке.

Таких санационных сборищ и групп имелось несколько. В Иерусалиме верховодили Енджевичи, Складковский, Заморский. В Египте Каспшицкий, Бобковский и ряд других. Эта группа была, пожалуй, самой солидной с точки зрения весомости лиц, представлявших старый режим, — наследников Рыдз-Смиглы и Мосьцицких. Однако она была мало активна и, отягощенная ответственностью за компрометацию в 1939 году, в известной мере даже в своей сфере считалось «проигрышной».

Вторая, менее солидная, но более подвижная и более активная, а также более решительная, — это группа генерала Вятра, возглавляемая Дрымером, небезопасная потому, что непосредственно действовала в армии и на нее опиралась.

Наконец, третья, менее серьезная, но крупнее других, это группа, руководимая генералом Токаржевским и его ближайшими сотрудниками — подполковником Домонем, Шафрановским и очень энергичным Деменгером. Эта группа довольно тесно сотрудничала с группой Вятра, они были родственны и действовали в армии, взаимно дополняя друг друга.

Все эти группы, вместе взятые и каждая в отдельности, могли строить планы и козни без каких-либо серьезных открытых выступлений. О таких выступлениях не могло быть и речи. Организация какого-либо бунта была нереальна. Впрочем, их взгляд был устремлен на своего главного лидера Игнация Матушевского, находившегося в Америке и объединявшего вокруг себя крупнейший озоно-легионерский центр, задающий тон всем санационным начинаниям. Конечно, главной целью являлась борьба с Сикорским.

В сущности говоря, эти люди не считали Андерса своим. В то же время они определенно стремились использовать его враждебное отношение к Сикорскому, чтобы совместно его атаковать.

Сам Андерс представлял совершенно отдельную позицию, и, полностью опираясь на англичан, был в основном совершенно спокоен за ход своей кампании, так-как не он, а англичане вели ее.

Он опасался лишь скандала и компрометации в случае, если бы Сикорский отозвал или отстранил его от должности.

А дни между тем текли спокойно, ученья проходили нормально, все шло своим чередом. Увеселение за увеселением, парад за парадом и при каждой оказии речи. Андерс наслаждался своими патетическими речами, произносимыми по разным поводам. Помню, как, выступая перед фронтом 5-й дивизии, Андерс затронул чувствительные струны, тоску о семьях, о Польше. Он говорил, что недолго, еще немного — и все мы увидимся со своими близкими. Он понимает наше состояние. У него в Польше тоже остались жена и дети, которых он очень любит и о которых очень тоскует. Но что же делать? Такова судьба. Однако он считает, что уже скоро увидит дорогие ему лица.