Я был адъютантом генерала Андерса - Страница 72

Однако это не помешало ксендзу Кухарскому совершить обряд бракосочетания, а господин советник делал вид, что все в порядке и будет лучше, если он дипломатично не заметит происшедшего. Профессор Кот очень смеялся над этим, а в речи, обращенной к новобрачным, желал им долгой и хорошей совместной жизни.

Эта картина, словно целиком взятая из какого-нибудь французского фарса, была типичной для нравов, процветавших в нашем посольстве в Куйбышеве.

Возвращаясь к особе профессора Кота, хочу отметить, что он действительно жаловался на советские органы, что они ему ни в чем не помогают. В посольстве знали, что по многим вопросам он обращался к посредничеству англичан, жалуясь им на неприязнь советской стороны. Он считал, что можно добиться нужного не путем соглашений, а лишь путем «нажима». Частные трудности возникали в связи с изданием газеты посольства, с общественной опекой, а особенно с представительствами посольства на периферии. Их было очень много и каждое имело весьма многочисленный персонал, а жалобы общественности на их работу, особенно после отъезда председателя Шчирека, все учащались. Советские органы не соглашались на такой большой штат в представительствах, и на этой почве возникали все новые и частые недоразумения.

Таким образом, были напряженными, а в последнее время даже плохими взаимоотношения не только Польской армии с советскими органами, но и польского посольства с Советским правительством.

Получив разрешение на частичный вывод армии, Андерс однако опасался, что армия как цельный организм будет раздроблена и таким образом может выскользнуть из-под руководства. Кроме того, если бы некоторые части остались в Советском Союзе, они могли бы быть посланы на фронт. В случае же разделения армии на две части и вследствие этого потери возможности командования ею существовала возможность, что кто-нибудь другой мог стать вождем. Все эти вопросы Андерс готовил в связи с выездом в Лондон и обсуждал с профессором Котом. Посол поддержал Андерса в отношение его выезда, а также в вопросах политических и обещал оказать помощь, если речь пойдет о возражении против проекта Андерса. По этому поводу он так пишет генералу Богушу 30 апреля 1942 года:

...

«... В отношение командования Андерса частями за пределами СССР послал правительству весьма положительное заключение. Ответственный за эвакуацию армии через Красноводск Берлинг является противником вывода войск из СССР. Тем не менее в ближайшее время самолетом обяжите его прибыть в Красноводск».

Разговор велся в официальном и резком тоне. Чтобы сгладить трения и недоразумения, которых и так было много, я предложил Андерсу пригласить от его имени Берлинга к нему на обед, на что он, в конце концов, согласился. Я разыскал Берлинга в штабе и пригласил от имени Андерса прибыть к нему на обед. Во время обеда воцарилась совершенно иная атмосфера. Присутствовало еще несколько лиц и от неприятных взаимоотношений Андерса с Берлингом после беседы в штабе, благодаря непринужденным разговорам, не осталось и следа.

Подполковник Берлинг, направляясь на новую работу, в хорошем настроении покидал квартиру генерала и Янги-Юль.

В Лондоне

Перед отъездом в Англию Андерс хотел привести в порядок, как он говорил, самые важные дела, чтобы они ему не мешали позже.

Одним из таких важных дел был вопрос о генерале Боруте. Андерс решил убрать его возможно скорее из Советского Союза и создать такую обстановку, чтобы тот не получил никакого назначения. Он телеграммой вызвал Боруту в Янги-Юль и стал убеждать, что считает его своим другом. Как друга просит его поехать с эвакуируемыми войсками в Иран и там принять командование корпусом, который необходимо сформировать из частей, вывозимых из Советского Союза. Андерс так долго уговаривал, что Борута согласился. Получив согласие, Андерс немедленно освободил Боруту от командования дивизией, назначив ее командиром своего приятеля генерала Раковского. Андерс прекрасно знал, что на Среднем Востоке никакой корпус формироваться не будет, так как выходящие из СССР войска частично пойдут в качестве пополнения в Англию, а частично для пополнения Карпатской дивизии.

Андерс освободил от должности начальника пропаганды и просвещения ротмистра Струмпх-Войткевича, назначив на его место ротмистра Чапского.

Когда уже была проведена половина эвакуации, мы получили от посла Кота телеграмму, предлагающую приостановить отправку гражданских лиц, то есть членов семей военных, и ограничиться отправкой лишь воинских частей, так как англичане не готовы к приему членов семей.

Телеграмма посла нас возмутила.

Штаб на эту телеграмму совершенно не отреагировал. Впрочем, подполковник Гулльс знал о семьях военных и не возражал против их эвакуации, поэтому мы считали, что все в порядке. Больше того, через несколько дней пришло официальное согласие английских властей на вывоз членов семей военнослужащих.

А в это время Андерс развлекался до упаду, отмечал разгульными выпивками осуществление своих намерений. Вечеринки устраивались уже не только раз в неделю, а почти ежедневно. Таким недостойным поведением Андерс подрывал свой авторитет в глазах офицеров и солдат, находившихся в Янги-Юле.

Солдаты, и это вполне естественно, восприняли весть об отъезде с большой радостью, а их эвакуируемые семьи прямо-таки с восторгом. Однако обещанный командованием рай вскоре обернулся для них всеобщим госпиталем. Вместе с солнцем и теплом появились самые различные заболевания: тиф сыпной и брюшной, дизентерия, малярия и т. п. Эти болезни начали косить людей, а лекарств не было, так как обещанные еще не поступили из Англии. Начальник медицинской службы генерал Шарецкий делал все, что было в человеческих силах, чтобы справиться с эпидемией, однако она ширилась с каждым днем, поглощая все большее число жертв.