Я был адъютантом генерала Андерса - Страница 70

В Москве мы остановились в гостинице «Националь». На следующий день, 17 марта, во второй половине дня в Генеральном Штабе состоялось совещание. На нем присутствовали Андерс вместе со мной и генерал Памфилов с двумя штабными офицерами. Протокол совещания вел я. Памфилов принял нас сердечно. Попросил к столу совещания подать бутылку вина, чтобы, как он выразился, «не было скучно». Когда мы перешли к существу вопроса, Андерс начал жаловаться на отсутствие вооружения. Памфилов ответил, что для обучения у нас оружия больше чем достаточно, значительно больше, чем в советских дивизиях, где предварительное обучение проводится с деревянным оружием, имитирующим настоящее. Мы сами видели это в воинских частях Ташкентского гарнизона. Когда советские дивизии прибывают в прифронтовую полосу они получают новое оружие и полное оснащение. Памфилов спросил, когда польские части смогли бы включиться в боевые действия. Андерс давал уклончивые ответы. В конце концов в ответ на настойчивую просьбу высказаться точнее Андерс заявил, что не раньше чем через шесть месяцев, и то не уверен в этом сроке, так как общее состояние здоровья личного состава очень плохое. Памфилов при этом даже вздрогнул. Поднятую рюмку задержал у рта и поставил на стол. Этот ответ его явно поразил. Впрочем, он не скрывал своего удивления и недовольства.

Памфилов выразил недоумение, что солдаты обучаются уже полгода и еще не готовы, неужели им нужно еще шесть месяцев. Ведь это старый, обученный солдат. Он сказал, что в Советском Союзе такой солдат после трех, самое большее четырех месяцев подготовки идет на фронт, почему же польскому для этого нужно более года, ведь новобранец обучается значительно быстрее.

Затем он внес такое же, как и генерал Жуков, предложение ввести в бой хотя бы только 5-ю дивизию, которая, как ему известно, полностью готова, что подтвердили недавно проведенные боевые стрельбы и учения. При этом Памфилов подчеркнул значение этого шага не только с военной точки зрения, но с политической и пропагандистской.

Однако Андерс об этом и слышать не хотел. Он ответил, что не согласится посылать отдельные дивизии, хочет организовать и ввести в бой целую армию одновременно. Стало совершенно ясно, что отсрочка посылки на фронт наших частей до тех пор, когда будет готова вся армия, является ничем иным, как отказом.

Если 5-я дивизия могла идти на фронт хоть сейчас, 6-я дивизия через несколько недель, а 7-я через два месяца, то о 8, 9, 10 дивизиях вообще ничего нельзя было сказать, фактически они могли быть готовы не раньше, чем через десять месяцев. Ждать, пока все дивизии будут готовы и держать готовую армию в полном бездействии — этого ничем нельзя было объяснить. Тем более, что соглашением предусматривалось использование не только целых соединений, но даже формирований меньше дивизии. Совершенно очевидно, что Главное командование Красной Армии могло на основе соглашения издать обычный приказ о следовании дивизии на фронт; если этого не сделали, то следует полагать лишь потому, что не хотели обострять и так напряженных отношений.

Следующим обсуждали вопрос о продовольственном снабжении. Польские части, находясь на территории Советского Союза, все время получали такой паек, какой получал советский солдат на фронте, а части Красной Армии, не находившиеся в прифронтовой полосе, получали меньшие пайки. Поляки явно находились в своеобразном привилегированном положении. Польским частям не хватило продуктов потому, что примерно одну треть они отдавали польскому гражданскому населению. К сожалению, на этом совещании не решили, будут ли наши части и дальше получать продовольствие по тем же нормам, не определили и количества пайков. Эти вопросы отложили на следующий день, то есть до встречи Андерса со Сталиным. Кроме этого, затронули несколько мелочей общего характера, и на этом совещание закончилось.

Это совещание было предварительным перед решающим разговором, который должен был состояться на следующий день в Кремле. Пока же речь шла о том, чтобы выяснить, какую позицию занимает Андерс в вопросе отправки польских частей на фронт.

На следующий день Андерс вместе с Окулицким направились на совещание к Сталину. Через час Андерс вернулся очень обрадованным, с сияющим лицом. Войдя в комнату, сразу же заявил:

— Знаешь, мне пока удалось хоть часть армии вывести в Иран. Правда, это совсем немного, но брешь сделана, форточка открыта, поэтому и остальных удастся вывести.

Через минуту вошел Окулицкий и мы начали писать протокол совещания. Из протокола я узнал, что при обсуждении вопроса о продовольствии и о возникших в связи с этим трудностях Андерс внес предложение о выводе армии из Советского Союза, если не всей, то хотя бы части. Сначала Сталин не согласился с этим и предложил, чтобы часть армии, сформированная раньше получала ту же самую норму, а та, что формируется теперь и будет готова к боевым операциям позднее, будет получать уменьшенные пайки. Эта часть до момента полной готовности может быть размещена в окрестных колхозах, где солдаты смогут улучшить условия своей жизни. Это было почти то же самое, что предлагал Андерс еще в октябре Генеральному штабу, когда он просил разрешить ему формирование армии на юге, и именно тогда мотивировал тем, что она может быть частично расквартирована по колхозам — даже там работать и одновременно формироваться и обучаться. Сейчас же Андерс отклонил это предложение и настаивал на выводе армии в Иран. На вопрос Сталина готовы ли англичане к приему двадцати семи тысяч солдат Андерс ответил утвердительно, добавив, что с этой стороны он не видит никаких осложнений. В конечном счете предложение Андерса о частичной эвакуации армии приняли. Было согласовано, что тридцать тысяч военнослужащих и около десяти тысяч членов их семей будет эвакуировано.