Я был адъютантом генерала Андерса - Страница 60


К оглавлению

60

По уполномочию Правительства Советского Союза

После подписания декларации все перешли в небольшой зал заседаний, где на экране мы увидели последние фронтовые вести.

Во время банкета было решено, что в поездке Сикорского по Советскому Союзу и посещения им военных лагерей его будут сопровождать Вышинский и генерал Памфилов.

На этом закончился торжественный прием в Кремле.

В этом радужном, приподнятом настроении, с ясными мыслями и надеждами на будущее мы прощались после пятичасового пребывания в Кремле.

На следующий день, 5 декабря 1941 года, мы вылетели из Москвы в Куйбышев. Сикорский немного простудился и несколько дней пролежал в постели. В течение этого времени почти никого, кроме меня, он не принимал. Поэтому я мог довольно часто и свободно с ним разговаривать и узнать о его планах. Сикорский как всегда, держался свободно, не стеснялся в своих суждениях и довольно охотно разговаривал. Через некоторое время стал чувствовать себя лучше и 10 декабря вечером специальным поездом выехал в Бузулук. Андерс вместе со мной днем раньше прилетел самолетом в Бузулук, чтобы вместе как следует подготовиться к встрече Верховного главнокомандующего.

11 декабря рано утром поезд с Сикорским прибыл на станцию Бузулук. Здесь его ожидали Андерс, офицеры штаба, эскадрон почетного караула и гражданское население. После приветствия и рапорта командира эскадрона караула ротмистра Флерковского, почетный караул прошел церемониальным маршем.

В Бузулуке Сикорский остановился как гость Андерса на его квартире. Жили мы втроем. Андерс свою спальню уступил Сикорскому, я свою — Андерсу, а сам перебрался в кабинет Андерса. Таким образом, я находился в комнате по соседству с комнатой Сикорского, чтобы всегда быть готовым к его вызову.

Профессор Кот остановился у Окулицкого, а остальные гости — в гостинице.

Полтора дня пребывания Сикорского в Бузулуке прошли в торжествах, показе спектаклей и банкетах. Никаких серьезных бесед, заседаний или совещаний с офицерами не проводилось. Поэтому штабные и другие офицеры не имели возможности ближе познакомиться с Сикорским, с его планами на будущее, взглядами по общим вопросам и намерениями относительно использования польских вооруженных сил.

Буквально через час после прибытия к Андерсу Сикорский направился в штаб, где собрались все офицеры. После нескольких приветственных слов начал обход района расположения гарнизона и гражданского населения.

После полудня состоялось торжественное собрание в штабе армии, закончившееся небольшим представлением. По окончании заседания Сикорский приветствовал собравшихся от имени президента и правительства, прошел в кабинет Андерса в штабе, где подписал приказ о присвоении воинских званий почти ста тридцати офицерам. Среди многих звания получили Ксаверий Прушинский, которого внес в список лично Сикорский, а также Струмпх-Войткевич, лишь незадолго до этого принявший на себя обязанности офицера по просвещению и успевший в знак приветствия Сикорского выпустить первую печатную газету «Белый орел».

Вечером того же дня в большом зале штаба армии состоялся банкет. На нем, кроме офицеров штаба, присутствовали гости, которые или постоянно сопровождали Сикорского, или были приглашены в связи с его приездом.

Здесь произошло первое серьезное столкновение между двумя генералами — Андерсом и Сикорским. Андерс, как хозяин, в начале банкета в короткой речи поочередно приветствовал Сикорского и гостей Вышинского и Памфилова, американских, английских и чешских в лице полковника Свободы, который в Бузулуке формировал чешский батальон, и других. После каждого такого приветствия оркестр исполнял государственные гимны. Речам не было конца. Выступали Вышинский, полковник Евстигнев, полковник Волковысский, полковник Свобода, майор Газалет, полковник Лямберт и ряд других лиц. Кульминационным был момент, когда Сикорский, страшно разгневанный надменными речами, произнесенными Богушем, Окулицким и повторным выступлением Андерса, во время речи последнего задал вопрос: «Кто вам позволил так выступать? Сколько еще вас будет говорить?» и, не ожидая ответа Андерса, демонстративно покинул зал на середине торжества, попросив меня отвезти его на квартиру.

Сикорский понимал, что эти люди сводят на нет с таким трудом достигнутое им улучшение польско-советских отношений. Поэтому увиденное и услышанное наполняло его огромной тревогой за будущее.

В порыве тревоги он проговорил со мной около часа, возмущаясь деятельностью Андерса:

«Сначала я не хотел назначить его командующим армией в России, так как всегда считал его в некотором роде вертопрахом, говорил Сикорский. Мне хотелось, чтобы командующим был Станислав Галлер, но я нигде не мог его найти, а сроки были очень короткими. Назначил Андерса. Думал, что он, как человек, который имел перед войной в Польше столько неприятностей и постоянных скандалов, оценит это и будет мне честно помогать или по крайней мере будет лояльным, о чем Вы заверяли меня еще в Париже. А теперь разыгрывает эту комедию и для чего?» — Сикорский пренебрежительно махнул рукой. — «Вообще польско-советские отношения доставляют мне много забот. Вначале я хотел послать сюда в качестве посла и одновременно инспектора армии Соснковского. Это очень облегчило бы дело и разрешило ряд наших внутренних проблем. Но что поделаешь — Соснковский не подошел, не понимал стоящих задач, вообще не хотел слышать о каком-либо соглашении с Советским Союзом. Он меня убеждал в том, что Советский Союз будет разбит в течение шести недель. После его выхода из состава правительства уже не могло быть и речи о направлении сюда. Словом, не было никого. Правда, я думал о Строньском как о после, но он еще более не подходил, чем теперешний. Вот почему я и послал профессора Кота. Это, конечно, не очень удачное решение, я это знаю, но мне кажется, что он, по крайней мере как мой друг, должен следить за осуществлением моей линии. Хотя и тут я вижу определенные изъяны, он пленен Андерсом, всегда его оправдывает и защищает.»

60