Командиром 6 дивизии, как я уже об этом писал, был назначен генерал Карашевич-Токаржевский, заместителем генерал Ежи Волковицкий, начальником штаба майор Домонь.
Командиром запасного полка стал полковник Януш Гала дык. На этой подготовительной организационной штабной работе, собственно, и закончился август.
В первых числах сентября, буквально со всех сторон, даже с самых отдаленных северо-восточных окраин Советского Союза, начали прибывать польские граждане: одиночки, иногда небольшие группки, а часто целыми семьями. Многие группы имели самодельные знамена национальных цветов, всегда с орлами, пели солдатские песни, демонстрируя горячее желание вступить в армию.
Положение польских граждан изменилось до неузнаваемости. Перепуганные, боязливые, неуверенные в завтрашнем дне, они благодаря договору стали свободными людьми. Все им помогали, как в лагерях, так и в дороге. Советские органы никого не задерживали и не раз смотрели сквозь пальцы на самовольные разъезды по всей территории Советского Союза тех, кто говорил, что направляется в польское войско.
Опьяненные и ошеломленные свободой, они бежали, спешили, проявляли почти чудеса предприимчивости и находчивости в добывании мест в купе, а иногда захватывали целиком не только купе, но и вагоны. Люди устремлялись в места, о которых было известно, что там формируются польские части — в Бузулук, Тоцкое, Татищево.
Ехали разные люди: были старики, молодежь, дети, женщины. Все они устремлялись в лагеря. Одежда у них была самая разнообразная, часть ехали в старых польских мундирах. Таких пожалуй, было больше всего, некоторые были одеты в гражданское, одни в сапогах, другие в лаптях, а иногда совершенно босиком. У одних были сундучки, у других какие-то чемоданы, иногда вещевые мешки, а чаще всего обыкновенный узелок в руках.
Так собирались разбросанные по всему Советскому Союзу поляки. Одни находились в концлагерях, другие работали в колхозах или на лесозаготовках или же на дорожных работах. Одни пребывали в свободной ссылке, Другие в так называемых стройбатальонах, а часть находилась в рядах Красной Армии. Поляков прибывало очень много. Еще в Москве из первых донесений штаб польской армии узнал, что количество прибывших давно превзошло не только те первые двадцать шесть тысяч пайков, но и те тридцать тысяч, что были даны нам в конце августа.
4 августа в Москву приехал посол Кот. Вместе с ним прибыли: советник посольства министр Сокольницкий, советник Ян Табачиньский, секретарь посольства Александр Мнишек и военный атташе генерал Воликовский. Все представлявшие правительство и войско высокопоставленные лица, были в сборе и могли начать работу.
Первое совещание состоялось с участием Воликовского, который, к сожалению, с любой точки зрения выглядел довольно убого. Трудно было понять, почему Сикорский выдвигал подобных людей, повышал их в звании и направлял на такие ответственные посты. Вероятно, лишь для того, чтобы они вносили замешательство и характеризовали наши власти с самой плохой стороны. Именно Воликовский, видимо в знак «благодарности» Сикорскому, в секрете от него, будучи его представителем, принял письмо от Тадеуша Белецкого, представителя Строництва народового, он находился в резкой оппозиции по отношению к Сикорскому и договору, для передачи его Андерсу. Воликовский рассказал Андерсу об оппозиции, возникшей против Сикорского, после подписания договора.
Вторым совещанием, проходившем в тот же день 4 октября 1941 года, был первый разговор Андерса с послом Котом. Собственно, это не было совещанием, а только знакомством и дружественной беседой во время общего ужина, устроенного посольством по случаю прибытия посла. Лишь на следующий день в шестнадцать часов должна была состояться настоящая беседа.
Андерс подготовился к ней солидно. Настраиваемый недоброжелательно в отношении к профессору Коту Богушем, который характеризовал как человека пронырливого, всюду плетущего интриги и очень хитрого, он сразу же восстановил Андерса против посла. Перед самым посещением Андерса посла Кота мы находились в комнате трое: Андерс, Богуш и я. Богуш словно был в этом заинтересован, несколько раз напомнил Андерсу, чтобы тот поставил перед послом условие «невмешательства» в дела армии. Андерс заявил, что он ни в коем случае не позволит посольству вмешиваться в военные вопросы.
— Я вообще не подпущу его к армии, — сказал Андерс, уже стоя в дверях. (И действительно профессор Кот за все время своего пребывания в Советском Союзе, за исключением сопровождения Сикорского, когда тот находился в СССР, не посетил ни командующего армией, ни одной воинской части.)
После возвращения от посла Андерс немного рассказал нам о прошедшей беседе. Он сообщил, что проинформировал посла об общих организационных вопросах, о ситуации вообще и о том, как он ее оценивает. Беседой был доволен, тем более, как он сказал, что очень сильно подчеркнул свое желание, чтобы посольство не вмешивалось в дела армии, на что посол выразил свое согласие.
— Я сказал, что буду сам его обо всем подробно информировать, — добавил Андерс и улыбнулся.
Ничего больше об этой беседе мы не могли узнать. Отчет профессора Кота был более красноречивым. Он так пишет о своих встречах Сикорскому:
...«Москва 5 сентября 1941.
Дорогой и любимый,
...Приехав вчера после полудня, ничего не мог узнать, но одно, важное, считаю сделанным: отношения с Андерсом. Они будут в полном порядке и об этом не беспокойся. Человек это простой и откровенный, сам меня предупредил, что каждый вопрос будет со мной обсуждать, с любым обратится ко мне (вероятно, буду вынужден заниматься этим больше, чем хотелось бы). Его взгляды совпадают с твоими мыслями настолько, будто я говорил с тобой. Я предвижу, что если в чем-либо он примет иное решение, чем хотелось бы, то за это возьмет ответственность на себя. Думаю о назначении Токаржевского, Андерс не знал об окраске его деятельности в ЗВЗ (Союз вооруженной борьбы), но объяснился с ним напрямик об его отношении к тебе и предупредил, что в случае проведения какой-либо особой политики немедленно снимет его с должности, действительно здесь нет людей на командиров дивизии...